АФГАНСКАЯ БЫЛЬ

Мне, наверно, везёт на случайные
встречи!
У черёмух цветущих в плену
Я сидела над речкой однажды под вечер
С человеком, прошедшим войну.

А над нами, в закатного солнца сиянье,
Жаркий майский денёк угасал.
Я просила его рассказать об Афгане –
Он в ответ, улыбаясь, молчал.

Только как от дотошной меня
отвязаться?
Он смирился с напором моим:
— Я про друга тебе расскажу, про
афганца,
Полвойны отлетали мы с ним…

( Рассказ командира )
Вертолётчик Сеид, привалившийся к
камню,
На себя был совсем не похож:
— Мне нельзя, командир! Понимаешь,
нельзя мне!
Пропадает семья ни за грош!

Приходил человек. Словно ворон
зловещий,
Мне накаркал недобрых вестей:
— Если днём вертолёт твой увидим – под
вечер
Расстреляем жену и детей.

— Ты же воин, Сеид. Ты – солдат и
мужчина.
На войне всяк бывает, ты знал.
А заданье провалишь по этой причине –
Под расстрел подведёт трибунал.

— Пусть падёт на меня справедливая
кара!
Им тогда не дожить до утра!
— Отправляйся на базу до завтра. А
завтра
Прилетай, но закрась номера.

Он поднялся с земли, жарким солнцем
прогретой,
Безнадёжно махнул нам рукой,
И на базу свою до утра, до рассвета,
Улетел, ну, совсем никакой.

Мы в пещерке сидим, позабыв о приказе,
И эмоции бьют через край:
— На заданье лететь вот с таким
камикадзе –
Это сразу отправиться в рай!

— Сами слышали всё. Сами видите, братцы,
Ну, какой он назавтра боец!
Есть у нас только ночь – до селенья
добраться
И обратно – иначе… хандец!
* * *
…Изнурительный бег по горам среди
ночи,
Сумасшедший, немыслимый бег…
Человек может многое, если захочет,
Сколько силы таит человек!

Как в село ворвались, говорить я не
стану,
Но нашли, полуголых, босых,
Под решёткою в замаскированной яме
И жену, и мальчишек двоих.

Мы детей с головой замотали в
тельняшки –
Горы ночью морозом трещат.
По глотку «для сугреву» хватили из
фляжки –
Да скорее, скорее назад!

И красавица наша без стона и крика,
По горам, чуть касаясь земли,
Побежала в огромных десантных
ботинках
За парнями, что деток несли.

Мы хрипели, по скалам взбираясь
наощупь,
До рассвета осталось чуть-чуть.
Скоро база, а там уже легче и проще,
Хоть часок перед боем вздремнуть.

Мы ввалились туда. Слаще не было рая,
Хоть и гнулись почти пополам.
Наконец! Наконец-то пещерка родная,
Что служила убежищем нам.

А Сеида жена отползала босая
В самый дальний её уголок,
Прижимая детишек и губы кусая,
Как испуганный дикий зверёк.

Я на ноги её посмотрел: — Боже правый,
Как могла она столько бежать?
Это были не ноги – кровавые раны.
Эх, бойцов на куски б разорвать!

— Идиоты! Портянок бы ей намотали!
Посмотрите! Кровища рекой!
А мои бугаи потрясённо молчали
Перед мужеством женщины той…
* * *
Только лишь осветили рассветные
блики,
Силуэты расслабленных тел,
Вертолётчик Сеид на машине безликой,
Перекрашенной к нам прилетел.

Не забыть никогда, как на мужа глядели,
Лучезарным сияньем полны,
Очи нежной, израненной счастьем,
газели,
Словно не было больше войны.

Словно не было ран, перевитых бинтами,
Плена, боли и гонки в горах,
И, наверно, незримо парили над нами
В этот миг и Христос, и Аллах…
* * *
Тот, кто видел, как плачет афганский
мужчина,
Не забудет такого вовек.
И о нас не забудет до самой кончины
Этот мужественный человек.

Он рыдал, как дитя, рвал на теле рубаху,
На коленях к мальчишкам приник,
Глаз с жены не сводил он, и клялся
Аллахом,
Что навеки теперь мой должник.

А потом, словно вдруг устыдившись
порыва,
Он вскочил: — Всё, ребята! Летим!
И ко взлётной площадке, как будто на
крыльях
Полетел, и мы – следом за ним.

Где стояла «вертушка», о небе тоскуя,
Вся в заплатках шпаклеванных дыр,
Обернулся ко мне: — Вот теперь повоюем!
Повоюем теперь, командир!
* * *
Будет кто-то убит, а иной – только
ранен,
Но, пока ещё сердце стучит,
Мы летим на заданье над теми горами,
По которым бежали в ночи.

Мы о рейде – молчок! Круговая порука!
А в кабине пилота сидит,
Широко улыбаясь, от уха до уха,
Наш товарищ – афганец Сеид…
* * *
Он опять замолчал… закурил сигарету…
Басовито гудел майский жук…
Командир никому не расскажет про это…
Не расскажет… а я расскажу.

Расскажу я о голосе, полном металла,
О руках, что тряслись исподволь,
О глазах расскажу я, в которых
металась
Позабытая, давняя боль.

Расскажу, как внезапно задёргалось
веко,
Как он тяжко, со всхлипом вздохнул,
Словно в жаркий Афган – тот рассказ
человека
На мгновение снова вернул.

Расскажу, как над лугом сгущалась
прохлада,
Как услышал он вдруг… соловья,
Из афганского пекла, из Дантова ада
Возвращаясь на «круги своя».