Без названия

[День, Когда Было Темно]

* * *

Встречались мы с ним уже достаточно
большое количество времени. Настолько
большое, что почти породнились в
смысле единения душ, или как там оно
называется. Не буду оперировать
такими понятиями, потому что
наверняка сказать, что такое «душа» и
есть ли она, очень сложно. В общем, мы
практически ста-ли одним целым, и
такое положение вещей устраивало нас
обоих. По сути, нам ничего больше и не
требова-лось – только быть вместе и
все.
Все у нас было прекрасно, хотя сейчас,
оглядываясь назад, трудно сказать это
наверняка. Прошло немало времени, и
теперь я уже многое помню плохо,
некоторое и вовсе забыла, а чувства,
оставшиеся во мне после той любви тоже
поистерлись до неузнаваемости. Да,
наверное, все было хорошо, насколько
хоро-ши бывают отношения вообще. Не
идеально, потому что идеального не
бывает, а если бы и было, то, навер-ное,
всех бы свело с ума, но нам хватало, и
мы не жаловались.
Через некоторое время после нашего
знакомства мы стали жить вместе.
Совершенно непринужденно и легко,
будто так и должно быть, я переехала к
нему домой. И мы стали видеться еще
чаще – каждую мину-ту, но нам того и
хотелось. Просыпаться и засыпать
вместе, готовить вместе еду, стирать,
убираться, смот-реть телевизор, гулять
на улице, бродить по магазинам. Мы даже
завели миниатюрную комнатную собачку,
и назвали ее Ромашка, в честь того
самого поля, на котором встретились и
познакомились друг с другом. Да, мы
впервые увиделись на ромашковом поле:
он рисовал природу, стоя за большим
мольбертом, а я прогули-валась после
успешно сданных экзаменов неподалеку.
Даже не помню, кто первый подошел: он
ко мне или я к нему, уж больно все
органично и само по себе вышло. А потом
все завертелось и закрутилось, окуная
нас в самый водоворот чувств. И мы были
не против.
Он не был художником. Просто любил
рисовать на досуге. Никогда не писал
людей, говорил, что не умеет их
понимать, их лица и руки. Я
соглашалась, что это трудно, и
любовалась его сочными пейзажами. На
одном из них было чудесной красоты
море под темным небом. Он говорил, что
писал не с натуры, а сам при-думал
однажды бессонной ночью. И тогда я
задумывалась, что же у него в голове,
чтобы он смог придумать такой шедевр.
Я смотрела на него, а он только лишь
ухмылялся и весело пушил мои волосы.
Пару раз я предлагала отнести его
работы на выставку, но он смешно
морщился и отказывался от моих
предложений, аргументируя отказ тем,
что рисует только для себя и не хочет
публичности своих работ. Я понимала и
про-должала тихо любоваться его
картинами.
По вечерам мы удобно устраивались у
телевизора и смотрели интересные и
познавательные переда-чи. Он не любил
тратить время впустую и на мелочи,
поэтому наше внимание не было
обращено на всевоз-можные глупые
сериалы, телевикторины и тому
подобное. После совместного просмотра
мы обычно шли вы-гуливать Ромашку.
Когда было тепло, мы выгуливали ее
чуть дольше обычного, когда холодно –
чуть мень-ше. По дороге мы заходили в
кондитерскую, работающую допоздна, и
покупали пару наших любимых пирож-ных.
Приходя с прогулки, я заваривала чай, а
он мыл лапки Ромашке. Не знаю почему,
но это, пожалуй, была какая-то
своеобразная традиция: забираться под
теплый плед из овечьей шерсти и пить
горячий чай с пи-рожными. Не на кухне,
не за столом, а именно в кровати,
закутавшись в плед. Потом мы, крепко
обнявшись, засыпали до утра. А утром
шли на учебу в университеты. Жили мы на
свои небольшие стипендии. Не скажу,
что особо шиковали, но перебиваться с
воды на хлеб тоже не приходилось,
денег нам всегда хватало. Кроме того,
он подрабатывал всюду понемногу, да и
я вела свой маленький бизнес – писала
курсовые и контроль-ные. Гордиться
особо нечем, но у меня всегда очень
хорошо это получалось – писать.
Так мы и жили. Ничто нашу жизнь не
омрачало, мелочи больше радовали, на
все мы смотрели с юмо-ром и не спешили
огорчаться. Все было действительно
хорошо, теперь я вспоминаю. Но, видимо,
я была сле-пой и по уши влюбленной
дурочкой, раз не смогла этого
разглядеть. Или же он был настоящим
шпионом, и прятал это так глубоко, что
не видел сам. Тем не менее, это было
внутри него. Всегда. Наверное, есть и
сей-час. Мириться с этим я не могла, да
и не хотела. Как бы мне ни было больно,
я пересилила себя и ушла. Уш-ла
навсегда после случившегося одним
темным осенним днем.

* * *

В тот день было темно. Так было с утра,
наверное, продолжалось до самого
вечера. Не помню. Был дождь. Не сильный,
но без зонта было трудно и мокро. Во
второй половине дня он предложил мне
пойти про-гуляться. И мы пошли. Взяли с
собой большой зонт, оделись потеплее и
отправились на улицу. Одно время мы
все плутали и плутали по переулкам,
потом я уже перестала замечать, куда
мы идем. По дорогам носи-лись туда-сюда
машины. Видимость была плохой, и они
ехали со включенными фарами и
габаритными огня-ми, словно ночью.
Водители то и дело сигналили друг
другу, весь город заполнил звук едущих
куда-то ма-шин. Было такое чувство, что
мы оказались внутри большого и
странного механизма, из которого
доносились все эти звуки. Что-то было
не так, и я все не могла понять, что
именно. А когда поняла, то похолодела:
моя рука была пуста. В ней больше не
было его руки. Он просто шел рядом, все
ускоряя и ускоряя шаг, смотря себе под
ноги. Внутри меня все похолодело и
сжалось, я не могла понять, что
происходит, а спросить боя-лась. Я
думала, что на него так действует
дождь и сигналящие машины, орущие,
словно раненые звери. А потом я
огляделась и поняла, что этого района
города совсем не знаю. Мы шли по
небольшой аллее, справа стояли жилые
дома, слева была проезжая часть с
односторонним движением, потом
бордюр, снова неболь-шая аллея и
бетонная стена, ограждающая что-то. Он
обернулся, посмотрел на дорогу и
перебежал ее, я по-следовала за ним,
все еще путаясь в вопросах, озвучить
которые не могла.
Он вдруг остановился, как вкопанный и
стал смотреть в стену. Я глубоко
вдохнула, подошла, встала перед ним и
взглянула в его глаза. Они были ужасно
печальными. Мне защемило сердце. Я уже
знала, что ничего хорошего не будет.
Перед моими глазами вдруг предстала
квартира, в которой мы жили вместе, но
она тут же треснула, как зеркало, и
разбилась вдребезги. Мне стало не
хватать воздуха и захотелось сесть,
потому что ноги перестали держать. Он
перевел взгляд на меня, и мне стало
холодно, словно вдруг налетел порыв
ветра. Я поежилась и хотела прижаться
к нему, но он отшатнулся, ткнул
указательным пальцем в сте-ну и громко
сказал мне:
— Тут она умерла! – в голове все
перемешалось, и я подумала, что она
сейчас взорвется. Было чувство, что в
ней сработал часовой механизм, и вот,
уже все окончательно разбухло и
сейчас взлетит на воздух. Но ничего
такого не происходило. К сожалению.
— Что. – Я не хотела верить
услышанному. Не хотела верить ему.
Поэтому вопроса, как такового, не
получи-лось. Мои связки просто не
смогли его преобразовать в вопрос.
Больше всего хотелось убежать или
бросить-ся под машину. Потому что все
сломалось, когда он это сказал. Потому
что я слышала, как он это сказал.
— Она тут умерла! Врезалась в эту стену
на машине! – да, он мне немного говорил
о своей жизни до меня, и я знала, что у
него была за девушка. Но никаких
подробностей я слышать не желала, да и
он не стремился рассказывать. То, что
было, то прошло. Так я думала.
Оказалось, что я была неправа. Я
посмотрела на него, и чуть-чуть мне
стало его жаль. Но еще больше мне стало
жаль себя саму. Я так долго жила с ним и
не виде-ла, что живет он вовсе не со
мной, а с ней. И это было очень больно. Я
радовалась каждому дню, проведен-ному
с ним, а он проводил дни с ней. И как я
этого не заметила? Как не видела? Все
же так очевидно.
— Я тебе не нужна. И никогда не была
нужна. По-настоящему. – Он посмотрел
на меня и взял за руку.
— Нужна!
— Нет, не нужна. И я не хочу больше так
жить. В обличие кого-то другого. Мне
жаль тебя. Я тебя люблю. Но сейчас мне
больше жаль себя. – И не в силах больше
выносить эту ситуацию, я побежала,
куда глаза глядят. Совершенно не зная
района, я не боялась заблудиться.
Тогда я не боялась ничего. Глаза
застилали преда-тельские слезы, а он
бежал следом и что-то кричал. Потом
догнал меня и повалил на мокрую траву.
— Не могу я без тебя! Ты мне нужна,
слышишь? – он пытался заглянуть в мои
глаза, но я отвернула от него лицо и
тихо сказала:
— Не я тебе нужна. Протри свои глаза. Я
– не она. А ты просто привык видеть во
мне другую. Тебе будет больно первое
время, но все пройдет. Мне же ты нанес
сильнейший удар. Но я вынесу его.
Вытерплю все. Потому что… Потому что
такова жизнь. А теперь отпусти меня.
Если хочешь, Ромашку можешь оставить
себе. Все лучше, чем один. Вещи я заберу
как-нибудь потом.
— Ты нужна мне! – закричал он, но мне
уже было все равно. Я отчетливо
слышала, как сердце захлопнулось и
закрылось изнутри на ключ. И медленно
начало обрастать льдом. Больно не
было. Было лишь холодно. И только дождь
не давал забыть, в каком мы мире живем.