LesTNica или ода рыбе

Жила в доме одном маленьком семья одна
большая: баба жила одна с матерью
своей одной, мужем своим одним и с
детьми со своими двумя, оба сыны были
– один младшенький, начальных классов
учащийся, другой старшенький ПТУшник
бездарный. И получил муж жены своей,
зять матери её, отец детей своих двух,
одного младшенького, другого
старшенького, работу новую, зарплаты
повышенной. Пришел в дом свой
маленький и жене своей, дочери матери
её и матери детей его и её двух, сынов
обоих: одного младшенького, другого
старшенького, говорит: «Дорогая, люблю
тебя всей любовью своей и мать твою-
тещу мою с детьми нашими, внуками её
люблю тоже, а вот дом наш маленький
надоел уж». И достал он из кармана
широкого ключи звонкие, на свету
блестящие и жене своей протягивает:
«Держи детей мать моих, жена моя, дочь
матери твоей, ключи от дома большого,
отныне дома нашего, а дом наш
маленький я на продажу выставил».
Обрадовалась тога жена его и на стол
по-барски еды наставила. Всех позвала
отпотчивать: И Иван приди и Степан и
Антон приди и друзей приведи. И пришел
Иван и пришел Степан и Антон пришел и
друзей привёл. И каждый за стол сел, да
за обе щеки ел. И молвила Жена, мать,
дочь, соседка Антонова, Иванова,
Степанова и друзей иховых: «Всем вам
спасибо, за любовь вашу теплую-
соседскую, лихом не поминайте, а мы
уезжаем ». Так и спраздновали проводы
семьи той на место жилья их новое. Вещи
по коробкам разложили, да грузовой
автомобиль вызвали с грузчиками
вместе, за плату определенную. И
поехали они по дорогам
асфальтированным: час ехали, два ехали
, а потом по буеракам да канавам путь
лежал, через лес густой за рекой
кривой, мимо кладбища заброшенного
тоже ехали и к воротам железным
подкатили. Вот так дом, так дом!
Большой какой, да красивый! Всем бы
такой во владение. Достала ключи мать
детей своих двоих- сыновей, да замок с
воротами расхлебянила. И разлетелось
вороньё в стороны разные, что в кронах
деревьев прятались. Каждый был чернее
чёрного и кричал громче громкого.
Удивились члены семьи той, да коробки
в дом заносить начали, а те, что
побольше грузчики подхватили. Каждый
житель выбрал себе по комнате, кроме
отца с женой его- они одну на двоих
себе выбрали, ту, что побольше, конечно
же. И зажили они по-новому, по
повышенному комфорту, ещё бы, такой
дом выкупить…Все счастливые по чужим
комнатам ходят, да свои показывают.
День прожили, два прожили из дому не
вылазия, потому как выходной был
затяжной. А на третье утро поехали
родители на работы свои до вечера,
старшенький, по обычаю, в ПТУ на
занятия отправился, а младшенький с
бабою-матерью матери его в доме
остался, потому как баба на пенсии уж
давно, а сам он сачком был, да
заболевшим претворился, а когда мама
градусник давала, вместо подмышечной
области он в проходе заднем
температуру мерил. Баба борщ варить
отправилась, а внучек её младшенький
по дому рыскать -места новые
разведывать. То под лестницу заглянет,
то под стол залезет…Вышел он в
коридор длинный предлинный, и идет по
нему медленно, как вдруг из двери
запертой мальчик вышел и смотрит на
младшенького, весь белый такой и с
прозрачностью некой, а ноги так и
парят над поверхностью, странный
такой- улыбается. Пальцем поманил
указательным да побежал в даль и за
углом скрылся. Удивился тогда
мальчуган младшенький, да любопытство
его всего овладело. «Эй, постой, ты кто
такой?»- кричал он, понимая, что
догнать бледного не может. «Стой, иди
сюда!»-бежал по коридору младшенький.
Но не тут то было, скрылся тот опять из
виду. Завернул малчуган за дальний
заворот, а перед ним лестница, на верх
ведущая, и дверь стоит зеленая,
заколоченная, а на двери гвоздодер
висит, в удивление. «Заходи внутрь!»-
раздался голос детский за дверью. Была
не была! Схватил мальчишка гвоздодер,
да оторвал доски вбитые. Дверь так и
отворилась. Вошел он внутрь, а там-
чердак. Темнота хоть глаз коли, паль
кругом хоть заляпайся весь, паутина
кругом, а ещё шкафы, двери, сапоги,
матрасы, телевизор ламповый, вещи
грязные, патефон нерабочий, в общем
хлам какой-то. И запах такой стоит
необычный. И пошел мальчик по запаху,
да глаза наверх поднял. А под потолком
рыба висит вяленная. «Ням, Ням, Ням!» —
подумал мальчуган, аж слюнки потекли
по губам, по плечам. И захотел он рыбы
той. Глядь влево, глядь вправо. Видит, у
стены лестница стоит деревянная, вся в
пыли такая. И полез он на неё. На первую
ступеньку ногой наступил-
зашевелилась лестница. На вторую
наступил- заскрипела лестница. На
третью ногу поставил- лестница
похрустывает. Встал на четвертую, а
она возьми и сломайся. Мальчик не
готов был к повороту эдакому, да как
рухнет об телевизор ламповый хребтом
своим неокрепшим. Услыхала тогда баба
его, мать матери его, баба брата его
старшего родного, половники побросала
да по коридорам внука своего рыскать
побёгла. «Ой, горе то какое,
луковое!»Увидала она внука
переломанного, апосля и скорую
вызвала. «Перелом хребта в шейной
области, с повреждением мозга
хребтового.» — такого заключение
лекарь выписал. А две недели спустя
схоронили мальчика, виной этому была
недостаточность почечная. И с того дня
в доме странности всякие происходить
повадились: То половики летают, то
двери сами открываются, то и кровища
хлещет из кранов и душевых леек. Вот
так пойдешь с сознанием спутанным,
затуманенным в умывальню, рот
раззявишь- кровью умоешься, а то и
вовсе люди мертвые чудятся. Долго
горевала семья та об усопшем. И пришла
как-то ночь одна. Проснулась мать
детей своих, одного живого, другого
мертвого, в туалет по нужде надобно, на
время глядь, а там 3 часа ночи.
Испугалась тогда она, рассказывала ей
когда-то пробаба детей её, что время
это — дьявольское самое. Чу, а из
коридора смех детский её чудится.
Выглянула она из-за косяка и глазом по
стенам водит. Видит, что вдалеке что-то
красненькое белеется. Страшно ей
стало интересно и пошла она по
коридору сему за объектом неведомым,
за угол повернула, а там ступеньки
наверх ведущие, а в конце дверь
зелёная и голос из-за двери молвит:
«Заходи, не пожалеешь.» А она возьми,
да зайди. а там- чердак: Темнота, хоть
глаз коли, пыль кругом да паутина, а
ещё шкафы, двери, сапоги, матрасы,
телевизор ламповый, вещи грязные,
патефон нерабочий, в общем хлам
какой-то. И запах такой специфический.
Пошла она по запаху. Глаза вверх
подняла, а там рыба вяленая висит. И
захотелось ей рыбы той отведать.
Прыгала, прыгала, а рыбы достать не
смогла. Видит, а у стены лестница стоит
деревянная, вся в пыли такая. И полезла
она на неё. На первую ступеньку встала
ногой- зашевелилась лестница. А тут
голос ей опять детский чудится, будто
сын её за спиной стоит. «Не лазь, мать,
по лестнице!», а она на вторую ступень
уж полезла, рыбы то хочется.
Заскрипела лестница. А голос ей опять
молвит пуще прежнего: «Не лазь, не лазь
мать по лестнице», а она на третью
ступень уж позарилась. Лестница
похрустывает. На четвертую ступень
уже полезла, да то, что та сломанная, не
заметила и полетела, об сапоги головой
ударилась. И сразу кровь из ушей
потекла струёй алою, а в детстве ей
лекарь гемофилию выписывал.
Тыркалась, тыркалась баба лежа, а
встать не в моготу, так и поползла она
с чердака вниз по лестнице, за бинтами
в комнату, да не доползла до комнаты- в
коридоре обмякла. Так пролежала она до
вечеру, пока мать её, баба внуков
своих- одного живого, другого
усопшего, домой из фонда пенсионного
не воротилась. А когда найдена была,
вся уж кровь из уха и вытекла. Так и
померла мать детей своих 35 лет от роду.
которая пожила некоторое время для
себя, а потом уж и детей понарожала.
Семья с новой силой горевать начала,
пуще прежнего. И еще чаще чертовщина
происходить повадилась. То, как будто,
кто-то ходит по комнатам, да взглядом,
холоднее холода, из углов глядит. А
однажды старший сын, тот, что не помер
ещё, слышал как оно дышит! Кто оно?
Одеяло? Жутко, одним словом. Баба внука
своего старшего, да свекровь мужа
дочери своей священника в дом
приглашала. «Темные силы здесь
хороводят, ходят по дому, ходят, ехать
надобно от седого!»- молвил священник
и поскорее убег восвояси. А баба на
таблетки позарилась седативные: то в
рот таблеточку, то дымку в горло, а то и
вовсе по вене пустит. Есть не готовит,
за собой не смывает, посуду не моет, да
что уж там говорить, тело свое бренное
не моет. Так и поросла коростойого с
ног до головы. А потом еще и лунатиком
ходить начала. То в кусты уйдет, то в
поля, сим и зятя своего и внука
единственного мучила. И пришла ночь
одна как-то. И проснулся мальчуган,
ПТУшник старшенький от грома за окном
громче –громкого, да от молнии, аж
провода за окном заискрились. Глядь, а
со стен обои по отклеивались, от воды,
с потолка капающей. Напужался весь, аж
в сердцах ёкает, да и сфинктеры все
заклинило. Пошел он в комнату до бабы
своей, а её там нет. Где же ты баба
вновь попряталась, не найти не
сыскать. И в чулан заглянул, нет её и в
сарае смотрел и там нет её. Вдруг
услышал он шум под крышею, будто кто-то
там шарохается. И скорее туда побежал.
И предстала пред нем дверь зелёная, и
была она уж открытая. Отворил её, а там
чердак: темнота стоит- глаз коли, пыли,
не отстирать порошком заморским и
паутина везде вся дырявая с мухами. А
ещё шкафы, двери, сапоги, матрасы,
телевизор ламповый, патефон не
рабочий, вещи грязные, в общем хлам
всякий. И воды кругом видимо-невидимо
– ноги не намочить не возможно, а
запах такой необычный в воздухе. Пошел
малец по запаху, глаза в верх поднял, а
там под потолком рыба висит вяленная,
что так просто рукой не достать. Видит,
а у стены лестница стоит деревянная, а
на ней баба висит вверх тармашками –
ногою за ступень зацепилася. А воды
кругом уж по щиколоть — из щелей бежит
пуще прежнего. Подбежал малай к
лестнице, глядь, а голова бабина в воде
по уста. Схватил он её за руки, тянет
потянет, а вытащить не в моготу. Весь
выдохся ПТУшник несчастный – с ног до
чела потом изошел. Собрал все силы в
кулачишки, да как вновь тянет-потянет,
а рука возьми, да соскользни…
Неожиданно получилось, потерял
мальчиш равновесие, да об патефон
нерабочий животом напоролся. боль
такая случилась с ним, что аж сразу
потерял сознание. Ну а баба повисела,
повисела на лестнице, да так и
отвалилась. Лицом прям в воду. Отварил
очи свои мальчуган в кабинете
хирургическом. Видит, лекарей тьму
окровавленных, вокруг бегают
бранятся. И покинуло его вновь
сознание. Ну а позже он скончался.
Разрыв селезенки лекарь выписал,
посему кровотечение было массивное.
Вот так вот получилось, в ту ночь отец
спал крепче крепкого, а проснулся уж к
обеду, в общем, засоней был. Ну а что
там с его тещею? А по-моему все понятно
уж! Ну а если кому не понятно, тому я
объясню: утопла! И остался мужик
одинехонек, как тополь в поле
злаковом. В депрессию впал в
безразмерную и к бутылке
прикладываться повадился. Что ни день,
то бутылку пьёт и с утра две, две и
вечером. В общем пьянствовал он три
месяца, без продыху и без просыху. И
пришло как-то утро одно, а мужик уж у
пельменной ошивается, открытия
ожидаючи. День пришел, а он уж в дюбель
весь. Вечер на дворе, а тот уж в
бессознании вовсе. И чудится сон ему
ясный, Буд-то идет он по канату
тонкому, а внизу пропасть глубокая, а
на дне ее лава кипучая, а в ней люди
мертвые руки кверху тянут и стонут
мучительно, а среди них жена его с
тещею и детьми его с двумя. И зовут:
Мол, айда к нам батенька, айда
погреемся. А тут, на тебе, черти кругом
появляются, вилами в мертвых тычут и
по головам ходят- топить пытаются. А
мужик идет по канату дальше, страхом
окутанный. И было подходит он к краю
пропасти, а там дверь стоит зеленая,
протянул мужик руку и дверь отварил, а
за дверью дьявол стоит с секатором и
молвит грубым голосом: «Сколько будет
Семь ю восемь?» И вспомнил мужик
школьные годы, вспомнил как
прогуливал он математику и домашнюю
работу не выполнял. «Сорок восемь», —
отвечает судорожно мужичек. «А вот и
неет!»,- захохотал дьявол. В этот
момент раздался тихий звук ржавого
секатора. Канат так и разрезался на
части. И полетел мужик вниз к
родственникам в объятия, и было
долетел до низу, как вдруг сон как
рукой развеяло. Открыл алкоголик очи
свои опухшие и чуит он, что сухость во
рту дремучая, а голова болит будто
треснет вот-вот. Подошел он к
холодильнику, дверь отварил, а там
пиво стоит бутылошное инеем покрытое.
Слюни потекли по ушам, по плечам –
апохмелится затеял. Взял он бутылок
несколько, первую глотком одним
осушил, вторую двумя, а как до третьей
дошло, так закуски уж надобно, а нет её
вовсе — съел на досуге. А тут, на тебе,
запах из коридора повеялся, будто рыбы
там где-то вяленная. Пошел мужик по
запаху, а тот его за дальний заворот
ведет, по лестнице до двери зеленой.
Отварил мужичек дверь, а там чердак,
запах так и манит: мол, заходи мужик,
заходи. Призадумался мужик: идти, не
идти, взять, не взять, взял и пошел. А
темнота кругом- глаз коли, паутины по
уши. а еще шкафы, двери, сапоги старые,
матрасы, телевизор ламповый, вещи
грязные, патефон нерабочий, в общем,
хлам всякий. Поднял глаза свои, а там,
под потолком рыба висит вяленная,
рукой не достать ни стоя, ни в прыжке.
Видит, а у стены лестница стоит
деревянная, вся в пыли такая. Подошел
он к ней, а позади голоса ему чудятся,
будто дети его мертвые молвят: « Не
лазь, отец, по лестнице!». Обернулся он
изумленный, а там нет ни кого.
«Показалось наверное»,- подумал мужик
и было опять к лестнице подался, а ему
вновь голос чудится, будто жена ему
мертвая говорит: «НЕ лазь, муж, по
лестнице, ой, не лазь!». Обернулся он
вновь, а там нет ни души – чертовщина
какая-то. И опять к лестнице сунулся, а
тут ему в третий раз голос чудится,
будто теща позади стоит: «НЕ суйся,
зять мой, на лестницу, не суйся!»
Призадумался мужик тогда, да по
сторонам оглядывается. Видит, а возле
лестницы рубильник, к стене
прикрученный. Ткнул в него пальцем-
чердак так и озарился светом
искусственным. И увидал мужичок, что у
лестницы ступенька обломана.
Пораскинул тогда он мозгами и
вспомнил, что мужик он хозяйственный,
про чемоданчик свой с гвоздями и
гаечками, про то, как на тридцатый день
рождения жена ему молоток дарила. Было
дело кран чинил, лампы в люстре менял,
что а лестницу починить не в моготу?
Достал молоток да гвозди, да
понавбивал в ступень. Поставил
деревянную на место прежнее. Да за
рыбою полез: на первую ступень встал-
зашевелилась лестница, на вторую
ступень ногу выставил- заскрипела
лестница, на третью ступеньку ногу
опустил- лестница похрустывает, на
четвертую ступень встал- а та крепче
стали держится. Протянул руку да
достал рыбу. Ох как радовалась
мужицкая душенька, когда опохмелялся
он с рыбою. И лилось в ту ночь пиво
пенное по ушам по щекам, ну а рыба та-
просто чудная, вся за раз была съедена.
Так и жил мужик в алкоголиках, пока с
бабою рыжею не познакомился.
Посмотрел он ей в глаза, а она в
его…так полюбились друг другу, а
апосля и свадьбу спраздновали. Дом тот
большой продали, да квартиру купили в
доме панельном, на четвертом этаже.
Жили в дружестве и в согласии, но не
долго, как оказалося. Спустя год
мужинька хворь окутала- похудение
прогрессирующее, то запор, то понос, а
то и вовсе золотуха. По лекарям ходить
начал, по ведуньям и экстрасенсам- все
одно ни кто не ведал, что за беда с ним
преключилася. Лекарствами пичкали
лекари, омывали от сглазу знахари,
только все не в прок ему. Так и помер
мужинек, ни чего не поделаешь. То была
инвазия глистная – сеё заключение
патологоанатом выписал. А на
похоронах его людей множество, кто
плачет, кто просто в грусти стоит, а у
самой могилы все невидимы, его дети с
женой и тещей мертвые, как и люди — все
расстроенные. А на чердаке дома их
бывшего бледный мальчик сидит в окно
глядючи. Ну а где-то в архивах больницы
детской лежит история его болезни:
будто поступил он в состоянии тяжелом,
да и помер, не приходя в сознание. ТО
была инвазия глистная – сеё
заключение патологоанатом выписал.
16.11.2011 Копенгаген.(К.М.)