На крыше

На конёк вскарабкаюсь верхом.

«Саблю мне!» — И я гусар некислый.
На чуть-чуть забуду обо всём,
время квадрокоптером зависло.

Господу в «Ватсап» задал вопрос,
Он — в игнор, за нрав мой словоблудный.
Цифрами наивность перерос,
мне в аду жетон куют нагрудный.

Зябко. Мыслей нет. Один мотив,
тихий и до боли незнакомый…
Вспоминаю, как писал «Цой жив»
на стене двенадцатого дома.

Тридцать зим скользнуло как с куста,
стал мохнат и до причин голодным,
пуст казённик и мошна пуста,
голый принцип на коньке холодном.

Льёт вода и сыплется песок,
время тает, дни стучатся в вены,
люди изменились — кто как смог…
Жив лишь Цой, как прежде — верьте
стенам!

*

Скрюченные от мороза пальцы
притулю к трубе печной горячей…
Слезу с крыши и намажу смальца
на горбушку, да стаканчик чачи

опрокину. Огненные слёзы
добегут до хворых перспектив.
За Россию, дембель и берёзы,
за Цоя — чтоб всегда для всех был жив!

Небо затянуло хмарью грозной,
свист окна упрашивает спать.
Завтра на коньке опять замёрзну,
в хате снова чача будет ждать.
_ _ _