По полю идет он, не смотрит вдаль.
Он идет, просто, чтобы идти, цели
особой нет.
И характер его — огонь, и душа его —
чистая сталь,
Он с каждым годом все больше креп.
Он шагает сквозь дым и складки гор.
Не мечтает — мечты для него спазм.
Он внутрь всегда принимает
самоубийственный сбор:
Градус выше, видения резче, рвота из
глаз.
Он плывет сквозь моря и выпивает
жизнь.
Он вырывается лишь с микрофоном, когда
орет.
Кому-то (избранным) наговаривает:
давай, держись,
Когда самого опора бросила, гляди —
умрет.
Он смотрит в небо и собирает звезды в
рюкзак.
Потому что звезды — кладезь, и их у него
сонм.
Он глухо смеется и сует этой грязи
кулак,
Чтобы думать, что смог что-то сделать
он.
И он сам себя обрекал на сталь,
Убивал мечты и надежды на что-то в
груди.
А все потому, что он совершенно не
смотрит вдаль
И тупо не видит, что там, впереди.
Впереди.
Но он улыбается (просто до боли в
гортани) так,
Что дыханье сбивается и умирает в его
руках.
Он звезды пригоршнями просто берет и
сыпет в мрак,
Потому что горит у него свет, а тьма —
страх.
Он листает улицы и города, как свои
дни.
И не ценит их, как грязный, старый свой
хлам.
Просто он так привык. Он привык один.
Но не значит, что не хочет согреться
сам.
И вот, держа все свои звезды в своей
руке,
Одиноко смотря на нее и давя ручьи,
Он льет в нее эти вспышки, подобно
реке,
Потому что считает, что его звезды —
ничьи.
А она, улыбнувшись скромно, подняв
глаза,
Распахнула ему вдох, чтобы он дышал, не
стыл.
А он утонул в нем. И навсегда завяз.
И просто умер. Но, наверно, счастливее,
чем жил.
