Продолжение рассказа Валентина Распутина Рудольфио

А куда же дальше? Черт подтолкнул, и
Рудольф пошел направо. Рудольф шел, не
замечая дороги. Сначала ноги шли по
земляной тропе, по бокам которой густо
росла трава. Ветерок не охотно играл
листвой. Слегка покрапывал дождик.
Затем ноги побрели по жесткому и
ровному асфальту. Рудольф даже не
поднял ворот плаща. Он все шел, не
замечая ничего. Он не видел (или не
хотел видеть) как мимо него быстро
пробегали люди спешащие домой. Они
спешат к теплу, любви, заботе. У
каждого из них теплиться в душе что-то,
и они спешат подарить это другому. Он
же… Он даже не заметил дождь! Куда ему
спешить?!
«Душа пуста. Нет! Она даже успела
зачерстветь за столь короткую жизнь. И
я еще собирался с ней жить дальше!? Нет.
С меня хватит! Умненькая и смелая
маленькая девочка. Она увидела, какой
я и не отвернулась! Все попыталась
исправить. А я?? Гад!… Гад, рожденный
для существования».
Рудольф не заметил, как дошел до
кинотеатра. Шепот толпы отвлек его от
своих мыслей. Около театра стояла
молодежь под зонтиками, что-то шепча,
разносила по поводу следующего
сеанса. Рудольф захотел уйти. Ему надо
было уйти… в себя. Он резко повернул
на ближайшую дорожку уходящую в парк.
Тишина. Ну, не совсем. Дождь капал с
листвы. И он пошел, пошел туда, куда
вела его дорога.
Не успел Рудольф отвыкнуть еще от того
шума, как он услышал его здесь. Но этот
шум был другой, более личный. Через
кусты на другой дорожке он увидел
парочку — молодого парня и девушку.
Говорил только он, точнее не говорил, а
ругал и требовал. Рудольф уже
пересекся с ними и шел дальше. Вдруг он
услышал звук пощечины и голос.
Ее голос прозвучал агрессивно и резко:
— Ты такой же, как все!
Больше Рудольф уже ничего не слышал,
потому что бежал через кусты по
направлению к ним. Он успел подбежать.
Удар, другой и парень валялся на
асфальте. Ио испуганно смотрела на
него. Он заглянул в ее глаза — боль,
детская боль застыла во взгляд и он
создатель этой боли. Он взял ее за
руку:
— Пойдем!
Она вырвалась.
— Нет! Уйди от меня! Ты обыкновенный,
такой же, как он. Я ненавижу тебя!
— Прости меня. — он встал на колени. — Я
не понимал,… не понимал себя. Ты
значишь для меня очень многое. Ты друг,
Рудольфио. Понимаешь? Друг. Прости!
Он склонил голову и обнял ее за талию.
Она гладила его по голове:
— Рудольфио, ты мой, Рудольфио. —
проговорила она, улыбаясь.
Он поднял на нее глаза.
А в глазах отражалось небо.