Просто ПВ

Я ночью скучной написал о том,

о чём совсем не хочется кричать —
о службе в армии, которая потом
на мою память шлёпнула печать.

*

Повестка как у всех. Военкомат.
Пощупали, проверили, обрили,
одели в камуфляж и ты — солдат,
как будто на два года осудили.

Для пацанов зелёных это срок,
хотя с тюремным всё же не сравнится;
становится вдвойне почётным долг,
коль долгом вышла служба на границе.

Режим, «диета», «непосильный» труд,
для нас, тогда вонявших пирожками,
казались адом. Марш-броска маршрут
полил слезой и утоптал «прыжками».

Узнали что такое час «с ноля»,
недоедали, засыпали стоя…
Сурова пограничная земля —
всегда там тишина, но нет покоя.

Знать, на заставе сходит клином свет,
и клинит мозг, путь не найдя туда;
я проверял — её на карте нет,
а значит нет негде и никогда.

С ноля в «ЧГ», с утра опять в «Дозор»,
с товарищем мотаешь километры.
В «прыжке» захныкала капризная мозоль
и губы в трещинах — спасибо скажем
ветру.

С наряда приходя без задних ног,
калаш устало бросив в пирамиду,
забыв в столовой получить паёк,
не сняв шинель, кровать найдёшь без
гида.

А старшина мне бил и в глаз, и в бровь,
и всё орал: «Забудь, что есть гражданка!
И прежде чем, сынок, крутить любовь,
ты научись сперва крутить портянки».

Письмо! Здорова мать, сестрёнка ждёт,
от девушки своей не ждёшь измены.
Ты счастлив и душа твоя поёт,
а с ней и ты, но всё на ту же тему:

«Когда уходит в сумерки солдат
и часовым стоит у перевала,
»Спокойной ночи" здесь не говорят,
чтоб с Добрым утром Родина вставала".

По белу свету много жарких мест,
и зон конфликтных, и горячих точек;
по карте бродит провиденья перст,
где ткнёт — пружина тотчас там
соскочит.

Но на границе всё иначе, всё не так;
нам край родной земли стал краем
света…
Все нервы собираются в кулак,
коль режет небо СПШ ракета.

В ружьё, застава! Левый фланг. Прорыв.
И на броне «тревожка» выезжает.
На скорости цигарку раскурив,
смеёшься, ведь устав не разрешает.

Заслон, Секрет, Засада на местах.
Ночь, тишь и ты, в обнимку с автоматом.
Лишь писк радиостанции в мозгах;
курить нельзя и спать, ругаюсь матом.

Но вот собака тянет поводок,
и в ПНВ я вижу силуэты.
Выходит томный ожиданья срок,
и небо рвёт вновь красная ракета.

А в перестрелке не до веры и идей, —
жмёшь на курок с тупой азартной тягой.
А что дырявили живых людей,
то перед Богом спишем на присягу.

Ведь нарушитель — враг номер один, —
нас политически надёжно подковали.
А страх — всем чувствам бог и господин,
подкрался когда вешали медали.

Дни, что тянулись долго так, в года
сами собою незаметно спрессовались.
Срок вышел, долг отдал ты, но беда —
в тебе все чувства непонятные
смешались.

Вот если б жил один я, сиротой,
служить сверх срока я б остался на
заставе,
а тут — увольте, я хочу домой,
прощайте, пацаны, я еду к маме.

Я буду пить, встречая Новый год,
в День погранвойск, что на исходе лета,
чтоб помнить тех, кто служит и день
тот,
когда в ночь небо резала ракета.
_ _ _