Сквозь замочную скважину

Перед нами молодая девушка. Черное
пальто, черные кожаные перчатки
обтягивают тонкие пальцы. Тусклые
серые глаза запали, бледная кожа,
похожая на бумагу, обтягивает лицо. В
ее серых глазах стоят слезы.
Девушка идет, не разбирая дороги, руки
и плечи мелко трясутся. Что с тобой,
милая? Нам хочется подойти, обнять ее
за плечи, успокоить. Но мы не можем. Мы
лишь призрак, часть эфира, для нее нас
просто не существует, мы лишь взгляд,
растворенный в пространстве.
Девушка продолжает идти, ничего не
замечая. Слезы застилают ей глаза. Она
бредет прямо, только прямо. Девушка
вошла в осенний парк. Остановившись,
она подбирает багровый лист рябины. Мы
не понимаем зачем.
– Какой красивый. Цвета крови. Хотя
нет, это время, запечатанное в краске и
форме, – тихо говорит девушка, ни к
кому не обращаясь. Но нам почему-то
кажется, что девушка знает, что мы
наблюдаем за ней, и говорит эти слова
специально для нас.
Девушка продолжает брести вперед,
держа в руках хрупкий лист, словно это
и вправду само время.
Она могла бы брести вперед еще очень
долго, если бы не наткнулась на
потрепанный фотоальбом. Она медленно
наклоняется и начинает открывать его.
Мы наблюдаем за ней, «затаив дыхание».
Что же она увидит там? Мы строим
множество догадок, но они рассыпаются
пеплом, как только она открывает
альбом. В нем старые, черно-белые
фотографии, местами пожелтевшие и
порванные. Девушка начинает медленно
просматривать все фотографии. Но что
это? Неужели мы видим в ее глаза
промелькнувший огонек, или нам просто
кажется? Нет, это не иллюзия. Девушка
медленно поднимается на ноги, держа в
руках какую-то фотографию. Мы не можем
рассмотреть, что на ней изображено.
Она отшвыривает альбом ногой, не
замечая, что роняет багровый лист
рябины. Лист оказывается под ее
каблуком. В его хруста мы слышим звон
разбившегося и остановившегося
сердца. Лист умер. А девушка пошла
дальше, сжимая в руках какую-то старую
фотографию.

– Привет, как ты тут без меня? Не
сильно скучал? Я очень скучала. Ну и
что, что мы не виделись всего пару
часов. Это не имеет значения, если
сильно любишь, – сказала девушка,
проходя в свою комнату.
Мы оглядываемся. Но комната пуста.
Невидимым глазом шарим по квартире, но
никого, кроме девушки мы не находим. С
кем же она говорит? Мы вновь
возвращаемся к ней в комнату. Теперь
мы понимаем, к кому она обращалась. Но
мы в растерянности. Перед девушкой на
столе та самая фотография и альбома,
что мы видели в парке. Мы понимаем, что
это так, взглянув на состояние фото.
Оно немного пожелтело, и в одном углу
не хватает куска. Теперь мы можем
рассмотреть, что на фото изображен
молодой человек. Пусть снимок старый,
но его изображение на удивление
четкое и чистое. Возможно, этот парень
и не красив, но его улыбка и глаза
заставляют наш невидимый глаз
зависнуть возле его изображения и
долго рассматривать его.
Девушка тем временем наклоняется и
нежно целует стекло рамки, в которой
хранится фотография.
– Знаешь, мне без тебя так одиноко. Я
думаю, что я должна сделать твое фото и
распечатать его.
Мы опять удивляемся. Ведь фотография
уже есть, зачем делать еще? А девушка
тем временем подключает фотоаппарат к
принтеру и начинает распечатывать
изображения. Она не останавливается
на одной копии. Девушка подкладывает
все больше и больше бумаги в принтер.
Скоро мы видим, что вся комната
заполняется такими же черно-белыми
фотографиями, что и в рамке на ее
столе. Эти копии везде: на полу, на
полках, на подоконнике, на столе.
Девушка кружит по комнате,
подбрасывая вверх еще теплые от
принтера листы, улыбается, и громко
кричит сквозь слезы:
– Ты меня не бросишь! Я знаю, ты
никогда меня не покинешь! Ты всегда
будешь со мной, что бы не случилось!
Она кружится в танце, а сверху летят
десятки изображений молодого
человека. Она так счастлива. Нам
хочется порадоваться за нее, но что-то
нам не дает это сделать. Нас не
смущает, что девушка так влюблена в
старую фотографию. Ну и что? Она ведь
так счастлива. В ее серых глазах вновь
светится жизнь. Плечи расправились. В
ней вновь видна жизнь. Теперь даже
странно сравнивать девушку, пляшущую
в комнате, с тем призраком, которого мы
встретили недалеко от парка. Но все же,
почему-то нас что-то гложет, и не дает
от всего сердца радоваться за счастье
девушки.

Мы снова в квартире нашей новой
знакомой. В комнатах пусто. Она еще не
вернулась. Мы в ее комнате. После
нашего последнего визита ничего не
изменилось. Ничего, кроме того, что в
комнате стояло около двадцати рамок с
изображением молодого человека. Но
кроме этого этими изображениями были
оклеены все стены в комнате, кажется,
что только окна были такими, какими
должны быть. Мы останавливаемся около
одного из изображений и пристально
смотрим на него. Возможно, мы его уже
видели, путешествуя сквозь время и
пространство. А возможно, нам это
просто кажется. Но мы продолжаем
упорно рассматривать снимок. Глаза,
нос, рот, уши, волосы, руки, скрещенные
на груди; все это кажется настолько
естественным, словно парень не
позировал вовсе. Возможно, так и есть?
Что в нем не так? Может быть то, что он
слишком естественный, словно это и не
фотография, а маленькое окошко в
другую комнату, или другой мир, где
стоит парень, скрестив на груди руки, и
взирает на нас с искрящейся и озорной
улыбкой на губах.
Мы слышим, как поворачивается ключ в
замке. Это пришла девушка. Почему-то мы
знаем, что это именно она, и никто
другой. Мы смотрим как открывается
дверь. Девушка входит в прихожую,
быстро скидывает обувь, расстегивает
трясущимися пальцами знакомое нам
черное пальто, и бежит в комнату.
– Здравствуй! Ты скучал? Я тоже.
Она целует его и идет на кухню,
готовить себе ужин. Мы остаемся в ее
комнате и продолжаем заглядывать в
окошко, из которого на нас смотрит
парень. Мы силимся вспомнить, где мы
могли видеть его ранее, но половина
нашей огромной памяти застлана
непроницаемым черным покрывалом. И
сколько мы не светим на это покрывало
сосредоточенностью нашей мысли, мы не
можем пробиться сквозь него.
Мы слышим, как девушка что-то жарит, и,
видимо, делает что-то еще, но звук
этого заглушает телевизор. Мы
прислушиваемся. По телевизору говорят
что-то о войне. Вот Оно!!! Мы вспоминаем,
где раньше мы видели этого парня. В это
же время в комнату вбегает девушка.
Глаза сверкают бешенством, зрачки
расширены до предела. В руках все еще
она сжимает венчик, так, что костяшки
пальцев белеют, а ногти впиваются в
ладони до крови.
– Как ты мог! Как? Я верила тебе, а ты
оказался таким же, как и все остальные!
Ты бросил меня! Предал!
Да, мы наконец-то вспомнили, где видели
эти глаза, эту улыбку. Тогда мы
наблюдали за солдатами на войне. Это
была страшная война. Кровь лилась так,
что могла наполнить все реки той
страны, где воевали. Мы витали над
местами, где проходили битвы, мы
видели сотни, тысячи раненых и убитых.
Нам становилось страшно. И вот, на
одном из полей сражений мы увидели
его. Он прорывался сквозь сплошной
огневой шквал туда, где лежали его
раненые товарищи. Он успел вынести на
себе двоих. Мы со страхом и
«замиранием сердца» наблюдали за ним.
Пытались отчаянно кричать ему,
подбадривая. Но мы были всего лишь
призраком, растворенном в
пространстве и времени.
Он почти вытащил последнего своего
товарища из-под обстрела, но вдруг
раздался страшный взрыв. На мгновение
все заволокло черным непроницаемым
дымом, и воздух наполнился смрадом
чего-то паленого. Мы не могли ничего
рассмотреть из-за этого дыма. Но вот мы
вновь можем видеть. Но где же он? Мы не
видим его. Наши «глаза» начинают
шарить по месту сражения. Мы быстро
находим его. Но что это? Нам до сих про
больно вспоминать тот день. Он лежал
на земле, широко раскинув руки, взирая
невидящим взглядом в небо, и улыбался.
Его улыбка была такой же, как на том
фото. Такая же искренняя и яркая, на
столько яркая, что нам пришлось на
несколько минут зажмуриться, что бы
привыкнуть к этому свету.
Как давно это было? Мы не знаем. Мы
всего лишь призраки, растворенные во
времени и пространстве. Но как бы
давно это не произошло, мы уже никогда
не сможем забыть той улыбки.
На то, что бы вспомнить все это нам
понадобилось меньше сотой доли
секунды, но мы все же пропустили тот
момент, когда девушка разрыдалась во
весь голос и стала срывать фотографии
со стен.
– Я тебя ненавижу! Предатель!
Предатель! Не смей на меня смотреть! Не
смей мне улыбаться своей улыбкой!
Просто не смей!
Она рыдала, опрокидывала рамки,
некоторые из них она разбивала о
стены, некоторые разбивались сами,
падая на пол. Вскоре руки и ноги
девушки покрылись порезами от
осколков рамок, но она не обращая
внимания, продолжала безжалостно
сдирать фото со стен.
Мы хотим сказать ей, что он не виноват,
что он, возможно, погиб еще до ее
рождения. Но мы не можем. Но девушка
поднимает глаза и смотрит в упор на
нас. Мы понимаем, что она не может
видеть нас.
– Хватит! Пусть он и спас кого-то, но
кого-то он убил. Мое время. Оно
остановилось, захрустев под моим
каблуком в парке. Оставьте меня.
Мы в ужасе. Она нас видит? Но это
невозможно. Девушка продолжает в упор
смотреть на то место, где «находимся»
мы.
Что ж, ты сама это решила. Мы смиренно
удаляемся. Ведь мы еще столького не
видели в этом мире.