Лишь немного совсем не дожив до тепла
После длинной застойной мертвеющей
стужи,
На позорном столбе умирала душа,
Над огнём, что Голгофой для грешника
служит.
Пригвоздив добросовестно, крылья
сорвав,
Огласив полный список грехов и
проступков,
Ни о чём не забыв, ничего не соврав,
Скорбным зрелищем тешилась горстка
ублюдков,
Бывших лучших друзей, ставших стаей
волков,
С хищным блеском в глазах, с жутким
воем утробным,
С пеной злобной, стекающей с острых
клыков,
С диким звучным рычанием, смеху
подобным.
Ты прости их, душа, тех, что в дружбе
клялись,
Тех, которым ты вся, не таясь,
раскрывалась,
И в последний свой час над толпой
поднимись —
Ты и чище, и праведней их оказалась:
Их теплом согревала, хоть было самой
Нестерпимо от боли, обид и страданий,
Не бросала в нужде их с дырявой сумой,
И предательства нож не точила
кровавый.
Потерпи. Уж занялся огонь у столба,
Скоро мука закончится, станет
спокойней,
Скоро выгоришь вся, до слезинки, дотла,
Скоро станешь, как все: бессердечной,
бескровной.
