История закончилась печально,
Ушел актер, закончив монолог…
Ушел красиво, так же театрально,
Каким казался бурный его слог.
Опущенным и пафосно открытым
Осталось полотно его кулис,
Смеялись люди похотно и сыто,
Толпа глухих актеров и актрис.
А он один в гримерной возле сцены,
Сдирал весь грим и пудренный парик,
Его давили крашенные стены
И дико унижал сценарный лик.
— Кричал на сцене, восхваляя славу,
Любви прекрасной пел слепую сласть,
Боролся за чужое в жизни право,
И херил очень бойко сильных власть! —
Но это все не здесь, все это — сцена,
А здесь сидит осунувшись актер,
Он знает, что грядет иная смена,
Придет сюда, кто молод и хитер.
Пока же, образ бедного маэстро,
Красивого и бойкого юнца, —
Что управляет нотами оркестра —
Играет он до самого конца.
***
Лицо под гримом кажется уставшим,
Глаза померкли, сделались больны,
Под париком, осталась не опавшей
Копна волос, что сделались седы.
— Зачем же я отчаянно и мило,
Пытаюсь столь уверенно играть?
Выходит как-то жалобно и криво,
И вот, смеются зрители опять.
Ответом может выступить усталость,
Не он актер — а всё вокруг игра…
Не просит деньги, славу или жалость…
Он хочет просто честного конца.
PS И вот один в гримерке возле сцены,
Одел опять на голову парик,
Закрасил гримом вздувшиеся вены…
Пошл юнцом на сцену наш старик…
