Крыло аиста

Рождение.

Что помнят ангелы, когда рождаются?
Кто-то полет, кто-то все, начиная со
своей человеческой смерти… Но только
я помню, как Он поместил меня в свою
руку, как поцеловал, и как, любя, водил
мизинцем по моим хрупким крыльям. С
каждым поглаживанием я скатывалась с
пальцев все глубже в его ладошку и
закрывала глаза. Я чувствовала, что он
трепетно перебирает перышки мои.
Но зачем-то Он резко выдернул одно из
них и пустил его в небо. Пух моего
крыла покрыл его руки. Крылья
окрасились в багряный цвет. Я
крикнула, подняла глаза и спросила:
«Зачем?». В ответ он сказал то, что бьет
мою голову каждый раз, когда я пытаюсь
вспомнить его и тот самый день. «Это
только перо, девочка моя! Но посмотри в
себя. Не стало ли там пусто? это
перышко –оно часть тебя, а значит
оторвать его- сделать тебе больно. Так
же я отпускаю тебя на Землю, отрываю от
сердца. Я не скажу тебе, сколько будет
заживать твоя ранка. И я не знаю, когда
заживет моя».
Он стал нежно потягивать крыло,
помогая ему раскрыться. Он знал, что в
последний раз держит мое ангельское
тело, гладит крылья и просто чему-то
учит. А я понимала, что я Его потом
навсегда забуду, лишь останется
ощущение сильных, любящих рук, что
грели меня на прощанье. И я
прижималась к его пальцам, плакала,
кричала, билась крыльями, как
связанная птица, и просила никогда
меня не отпускать, иначе, я просто не
раскроюсь, когда полечу! На что ОН мне
ровно говорил, что я этого не сделаю, и
что я должна выполнить его просьбу. Но
я не хотела его слушать! Слезы капали и
катились с ладони, в которой я была.
Катились куда-то вниз, куда следом за
ними отправлюсь и я. И почти охрипнув
от рыданий, я пела молитву, ту самую,
что я слышала давным – давно, когда не
была еще с ним, не была ангелом… Он
слушал ее, и я чувствовала, как дрожала
его рука, ему было так же тяжело
прощаться со мной… Я не видела другого
шанса признаться ему в том, Что
безгранично люблю Его. Только петь,
только молитву….
Я не хотела возвращаться в мир. Пробуя
опускать ногу с его ладони, я
чувствовала, как холодный ветер режет
кожу пылью снегом-всем, что нес он с
земли. Тогда я еще помнила причину,
почему я так не хотела идти к людям.
Возможно, я умерла из-за них когда-то,
или просто жизнь моя прошлая была так
печальна, что даже в облике ангела я
боялась ступить на землю. Он это
понимал. И знал, что я не хочу, что меня
придется сбросить, он пообещал, что
будет смотреть за мной, помогать, что
он меня любит, но я должна, должна
выполнить его просьбу. Но когда все
закончится, я обязательно вернусь к
нему… И снова это сладкое дыханье, эта
теплая ладонь и слова «Лети же
милая… это твое..» Я не смогла больше
слушать это. Мой последний вздох. Я
щечкой коснулась его мизинца, и
сказала горькое прощай… И я слетела с
его руки вслед за слезой, так и не ясно
чья же она была: моя или Его…

Коснувшись облаков, я закрыла глаза.
Мне не хотелось ни смотреть, не лететь.
Я чувствовала, как ветер бьет мое тело,
что я лечу туда, куда клонит он меня. И
не смела сопротивляться. Мне все еще
казалось, что его рука схватит меня и
посадит на небо снова, что
передумает… но… Крик… Ах…… Кровь.
Боль… Более нет Бога… Я не раскрыла
крыльев, как обещала, я упала в скалы… Я
видела, красное небо, оно никогда не
было таким прекрасным и
отвратительным одновременно. Я думала
«Дура, зачем я кинулась в скалу? Он же
просил… он же просил… Прости меня!
прости меня!!!» Лежа на холодных
камнях, я попыталась встать.
Получилось. Ангелы бессмертны.
Затянулась спинная рана, а кровь на
белом одеянии исчезать не хотела. Меня
клонило на левую сторону, трудно
держать равновесие. Что со мной, я же
цела, и когда я шевельнула крыльями,
стрельнула адская боль, меня сломило
пополам и упала на тоже место, в ту
самую лужу крови… Нет! Только не это!
Но почему крыло?! Скала… оно разбилось
о камни! Ах, какая же я глупая! Ненавижу
!»…
Я не помню сколько времени я плакала,
кричала небу, чтобы простил меня… Я не
заметила, как переползла на сухое
место, свернулась там котенком и
уснула.
Я проснулась оттого, что мне было
очень тепло. Мелькнула мысль, что меня
все же забрали. Открыв глаза, я не
увидела Его. Меня накрывало что-то
белоснежное и изрезанное, потому что я
видела свет. Соленые от слез глаза не
могли разобрать этот странный
предмет. Но белое полотно слетело и я
увидела большую птицу. Это был
прекрасный аист. Птица смотрела
глубокими карими глазами на меня,
поворачивала мягко голову и снова,
снова смотрела. «Добрая,»- подумала и
потянула слабую руку, чтобы ее
погладить. Она села и наклонила свою
гибкую шею так, чтобы мне было легче ее
обнять. Снова посыпались слезы:
«Господи, как же больно здесь, как же
страшно! Этот мир… Он не мой..» А аист
что-то урчала, и здесь, в ее голосе я
слышала молитву, ту, которую я забыла,
когда покинула небо…
«Аист, почему ты рядом? Улетай… ты не
поможешь мне»- говорила я. Карие глаза
птицы стали еще мутнее и глубже.
Появилась искорка, капелька, я не
знаю, что это было, но она отошла,
билась клювом о камни, будто бы чего-то
ждала. Она горько посмотрела на небо и
взмахнула своими большими крыльями и
вспарила к небесам. Яркая вспышка
солнца и она уже летела на скалу. И та
картина, которая не существует в мире,
та, что случилась и со мной, заставила
меня кричать и молить аиста не
повторять моей ошибки! Но она не
слушала…
Аист бескрылая падала на камни, убивая
себя. А ее крыло упало пред моими
ногами, с кровью и ссадинами… Мне было
все равно, что лежало около меня, я
бежала к птице. Я обняла ее и понесла
на черные сухие ветки ее же гнезда… С
каждым часом она холодела, она не
двигала вторым крылом, а я не могла
остановить крови… Господи, я же ангел!
Почему я не мог у ей помочь!!! Помоги же!
Но все небо и земля были глухи… Она
посмотрела своими карими большими
глазами в мои, опустила голову и
уснула… Я сидела долгие часы с ней…
Так она покинула меня… Птицы без
крыльев не живут, как и ангелы… Ее
крыло стало моим. И я точно знаю, что ее
встречала в своей прошлой жизни, и она
так же жила ради меня… И я так же не
смогла ее спасти…

«Капитанская».

Январь месяц. Абсолютно белая и чистая
улочка города S. Снежная, немножко
розовая, совсем недлинная, она была
без магазинов, вывесок, ледяных
фонтанов, дворников, торговок…
Упоительная тишина, такая непривычная
и желанная. Не было ни собак, ни
голубей, ничего, что могло бы оставить
хоть какой-то след на ровном облачном
снеге. Лишь иногда человеческому
взору являлась важная кошачья натура.
Она величаво и гордо смотрела на
людей, уверенно держалась на внешней
стороне окна, но вскоре ей становилось
весьма скучно, и она так же важно
уходила назад в свои золотые стены.
Здесь никогда не проезжала
полицейская патрульная машина.
Однажды, шумная и пьяная толпа, совсем
одуренная алкоголем, сигаретами и
громкой музыкой обошла мою улочку,
Лишь менее пьяные бросили косой
взгляд на нее, но тут же
отворачивались, понимая, что здесь их
не ждут. Буря безумства миновала. Да и
вообще казалось бы странным встретить
здесь много людей. Никто, никогда не
посещал эту улицу в поисках праздника,
развлечений и даже просто из-за
интереса. Она изначально тянула
только одиноких людей, грустных и
всеми забытых, или наоборот:
вдохновленных и приятно озадаченных.
Гуляли по ней и поэты, художники.
Весьма бедные, где-то спившиеся. Один
из поэтов, самый любимый улицей, всегда
что-то нашептывал, руки его рисовали
круги. Он не стеснялся трогать
замерзшие стены домов. Однажды,
разглядывая кирпичный дом, он не
заметил, как снег с крыши осыпал его
всего. Чуть-чуть в растерянности, он
улыбался и смеялся, как ребенок.
Возможно, в этот момент он и вспомнил
свое детство, когда все казалось
особенно добрым и безобидным. Глаза же
его отражали яркое солнышко того дня,
прошло несколько минут- глубокий
вздох и лучшая, пожалуй, на свете мысль:
«Счастье-жить!». Он отряхнул
воздушный снег, наклонился за шапкой.
Не успев даже вернуться в ровное
положение, он залез в карман и достал
маленький запыленный блокнот. Через
минуту, он уже что-то судорожно писал в
своем блокноте, боясь потерять эту
лучинку детского счастья.
Художники… Я боюсь смотреть на их
жизнь. Они так ярко могут любить ее, и
так же страшно ненавидеть. Я видела их
картины, специально залетала в
мастерские… Очень одинокие люди, с
несчастными, больными глазами,
которым бы тоже надо ангела… Они
рисовали улицу еще пустее, чем она
была, видели в ней не место тишины и
романтики, а бездушное, пустое
пространство… Ну что ж! Мнения
художников и поэтов расходились.
Впрочем как и у других людей. Но не на
столько пуста была улица, была в ней
одна уютная кафешка. Ах, все романтики
города собирались в ней! И улочка
моя, кстати, называлась Капитанская.
Море, приключения, романтика! Зайдя в
кафе, попадаешь большой, богатый
фрегат! Белые скатерти на круглый
столиках, старинные часы в форме
штурвала, официанты ходили с
повязками на глазах, как пираты. На
стенах висели декорации: звезды,
кораллы, рыбы, даже зубастая акула!
Морская сказка. Что может быть лучше
для влюбленных, как не спрятаться за
мешковатую занавеску и шептать на
ушко сладости? Нет, было по их мнению
еще лучшее местечко! И идти далеко не
надо. На выходе стояла маленькая
лавочка. Опытный мужской взгляд сразу
понимал, что вдвоем на ней весьма
тесно сидеть. Но то и сближало молодые
пары! Когда вроде бы как из-за тесноты
им приходилось прижиматься к друг
другу. Весьма вынужденная мера! А если
юноша оказывался большим и его
хрупкой спутнице не хватало места, то
хитрые мужские глазки предлагали
присесть леди на колени. Сколько не
смотрела за ними, все краснели,
девушки ворчали, но были счастливы!
Мило.
Когда молодые люди приглашали своих
девушек на свидание, то непременно оно
было в этом кафе, они пили чай, ели
маленькие пирожные, покрытые
шоколадной крошкой и вишенкой на
верхушке. Сладкие, нежные чувства
просыпались в их сердцах и они спешили
уйти из кафе к лавочке, брались за руки
и девушка уже не могла ни уйти, не
отодвинуться. И в таком сладком
рабстве сидела весь вечер. Моя же
радость была в том, что крыши домов,
как в многих европейских городах
кончались башнями. Острыми,
вырезанными и такими комфортными для
нас, для ангелов.
В тот самый день, когда я в первый раз
увидела человечка, которого мне
поручили охранять, солнце лениво
освещало мне вид на него, а иногда и
вовсе скрывалось. Человечек был не
один. Снег чуть-чуть подтаял, и сквозь
него просвечивалась розовая
кирпичная плитка. Но высота моей башни
рисовала совсем другую улицу: без
четких линий и границ, одни размытые
лужи красок, и плитка казалась алыми
пятнами самой страшной в мире
жидкости, плывшей так густо и медленно
вниз по этой улице, к той самой
лавочке, где сидела моя пара,
влюбленная, но очень в странном
настроении. И в душе одного из них
рушились все надежды на жизнь…

Паруса.

Голубые, всегда нежные глаза ее в
последнее время казались мокрыми,
может они даже такими и были, но мне
страшно было думать об этом… Я боялся
смотреть в них, боялся видеть эту
печаль, я не понимал, что с ней
происходит. Последний месяц мало
проводили вместе время… Нет, мы
разговариваем много по телефону, она
говорит, что любит меня, что я ее жизнь,
ее милый и самый любимый, но голос ее
так странно звучит: он уже не звонкий,
как тот маленький колокольчик,
который я услышал тогда, в день нашего
знакомства, на расстоянии двадцати
шагов, не тот веселый и жизненный.
Сейчас она говорит, будто
одновременно с этим и плачет. Что с
ней? Может я ее обидел? Возможно
проблемы в семье или на учебе? Она
измоталась, я вижу это… Вот и сейчас
мы сидим с ней, а она… Ой… так сильно
схватилась за руку и закрыла глаза…
Господи, ну о чем ты думаешь?! Что
происходит с тобой? Дрожит… Белые
длинные волосы, розовые губы, нежные
щечки… Сама маленькая. И я смотрю на ее
сумочку, пальтишко — как она не
ломается, неся эти тяжести? Я обнял ее,
крепко поцеловал в голову. Ниже не
посмел, боялся этих печальных глаз.
Тихо шепнул: «Все пройдет, все
наладится, девочка моя». Улыбка. Давно
она не улыбалась! Заговорила на тему
моей работы. Ага! здорово! Мое солнышко
очнулось. Я посмотрел в ее глаза, все
те же налитые бесконечной болью. Я
боюсь.… Нет, я мужчина, я сдержу свой
страх и промолчу! Возможно, она не
хочет, чтобы я видел ее печаль, да к
тому же люди не любят, когда лезут в их
дела. Она сама мне все скажет. Почему
мы опять с ней на этой улице? Не люблю я
это место. Пустое. Но она наотрез
отказывается идти куда-то еще…
-Алён, пошли в «алые паруса»? попьем
чаю, – не смог более молчать.
— Мишенька, нет… Давай останемся
здесь..- прозвучал привычный мне ответ.
Она притихла, набрав глубоко в грудь
воздух, тихо, робко заговорила:
«Знаешь, мне сон снился странный…
Ангел… Девушка… Такого же возраста
, как и я, но темные волосы. Она казалась
мне доброй, я ее не боялась.» Говорила
эти слова она очень долго, еле дыша,
чуть-чуть дрожала и теребила в руках
свой голубой шарфик… После опустила
ресницы. Я растерялся. В сны не верю, но
ее сон меня обеспокоил. Находясь в
непонятном для меня состоянии, еще
сильнее прижал Алёнку к себе. Сон по
сути ерундовый. Что здесь такого?
Ангел, да ангел. Но почему тогда такой
тон? Такая печаль? Постоянный вопрос в
голове моей это «почему», задаю его
постоянно. Сейчас я спрашиваю себя:
Почему, всё не так, как рисовали в
детских фильмах? Не так легко любить,
бороться за любовь, жить с ней? Сколько
переживаний за любимого. Страх
потерять, обидеть, упустить. Вроде
пустые формальности, спрашивать как
дела, целовать… Нет! я люблю, для меня и
они важны. Все сильней и сильней я ее
люблю… Пусть глупцы говорят, что
любовь не актуальна. Но тут же мысль
моя обрывалась: Алёнка пихнула меня
локтем, ждала ответа, ждала моей
реакции. Все в той же растерянности,
мне ничего кроме глупого «успокойся»
в голову не шло:
-Мм… Приснится может что угодно! Ты,
наверное, в магазине рядом увидела
статуэтку, сама и не заметила, вот он и
снится. Ничего совершенно не значит.
— Да, наверное, так – очень тихо
произнесла Алена. По-моему мои слова
не убедили ее, но что еще я мог
сказать… Через пару минут ее глаза
вспыхнули, мне даже показалось, что
красным цветом. Резко повернувшись,
она стрельнула меня вопросом:
— Как ты думаешь, что такое смерть?
Я никогда не ожидал услышать от нее
подобного. Никогда она не спрашивала и
, как мне казалось, не смела даже думать
об этом… При этом она продолжала
смотреть грустным и тяжелым в ее
глазах безумством.
-Алёна, я не знаю… Но, как в одной
восточной религии, хочу верить, что
после смерти мы кем-нибудь еще будем.
Обязательно! – напуганный сказал я,
хотя сам так не считал.
-Да, и кем же будешь ты?- сосредоточенно
спросила она, даже неменого прищурив
глазки.
-Таракашкой!!! — смеялся я.
-Глупенький ты! — заворчала Алена.
— А ты будешь котенком,- не прекращая
улыбаться, тихо на ухо шепнул я ей.
-Почему же это? – распахнув свои
большие глаза, немного ошарашено она
поставила голос так, что ответить,
пожалуй, я был обязан.
— Ну как почему? Хм… Маленькая,
беззащитная, добрая и ласковая. ты и
говоришь, как муркаешь- говорил и
прижимался к ней.
— Хех! Занежничал! Мишенька… Глупости
все твои слова… Да и у котят тоже
печальная может быть судьба…
В очередной раз намокли ее глаза, и
здесь я не выдержал и уже повысил
голос, правда потом долго об этом
сожалел.
— Почему это глупости?! Котята… Ну
да… сколько их на улице остается. И
хватит о грустном, Алёна!
— Я не грустном, я о жизни, — как бы
оправдываясь прошептала она.
Алена обиделась…
Снова была тишина, даже пошел мокрый
снег. Теперь было совеем непонятно:
Алена плакала или снежинки таяли на ее
глазах. Она вытерла грязное от туши
пятнышко белоснежной варежкой,
поцеловала меня и попросила придти
сюда же завтра…
С ней действительно что-то не так,
думал я… все было по-другому… а теперь
только эта улица- эта
клетка../r/nОдиночество.

На следующий день они встретились,
сели на лавочку. Алёна опустила голову
на его большое плечо. Он уже не смел
предлагать ей куда-то идти, ответ
будет отрицательным. Она уснула. Пока
не стемнело, он сидел и думал
заплакать. Сам не понимал отчего, но
сердце давило, грязный городской
воздух шел в легкие комом. Весьма
тяжелое и болезненное состояние.
Отчего? Ответ висел где-то рядом, но
юные и малоопытные они ни о чем не
догадывались. А чувство было у них
одно на двоих. Одиночество… Пригреет
ли эту пару чей-то дом? Почему они
всегда на улице? Нет, нет! Они не нищие!
У них же есть родители, дом, друзья! Они
весьма интересная пара, гости всех
вечеринок, дней рождений, мероприятий
их района. Но, если мы отбросим, что
Миша хорошо зарабатывает для своих
юных лет, Аленка красивая и из очень
знатной семьи, то как часто приглашали
бы их на банкеты, да что тут… Знали бы
их имена? Они не думали никогда об
этом, потому что у него была Алена, у
нее был Миша… Родители… Это тот
случай, когда в детях видят достойную
сытую старость, не больше. Аленку-
продать по-дороже, Миша- заработать
должен по-больше. Вся родительская
мечта.
Пока Алена спала, Миша для себя решал,
что у него есть Алена, работа, дом, кошка
Алиса, но сердце хотело делиться…
Хотело открыть новую ячейку и
посвятить себя еще кому-то, или чтобы
для него еще в чьем-то взрослом сердце
открылось место для него. Место, в
котором ждут и любят, место в котором
верят и простят, место в котором
он-ребенок…
Прошло время. Наступила темнота. Миша
разбудил Алену и сказал, что пора
домой, поздно уже. Проводив ее, в
полной тишине поцеловал в губы, и ему
не хотелось отрываться, а она не
остановила его… Минут 20 еще у двери
они молчали и смотрели друг на друга,
потому что весь день Аленка спала, и
они даже не «наелись друг другом», как
говорил Миша. Уходя, он решил, что все
будет хорошо, а какая-то большая
проблема Алены уйдет. Он не понимал,
что он при всей близости к ней, не
попытался стать ей той сердечной
ячейкой, о которой он сам так мечтал…
Проблема Алены не ушла. Через месяц
девушки не стало./r/n
Крест.

Ледяная мрачная комната. Свет, попадая
в нее, задерживался в битых стеклах и
зеркалах шкафа, покрывая мебель
серебром… Стулья ровно подвинуты к
столам. Лаковый без ковров пол.
Безумно холодно. Прорвало трубу в
подвале, слышно как льется там вода.
Дикий ветер бьет форточку в окне до
срыва. Раздражающие визги сирены
какой-то коммунальной службы. В тот
страшный день мороз нарисовал на окне
большой тонкий крест…
Молодой человек пнул до треска дверь,
зашел в комнату, первое, что он увидел
этот страшный подарок зимы на окне.
Оцепенение, шок… Минут пять
абсолютной тишины в комнате, больное
дыхание, потные руки, немного трясло.
Сгибаются колени-думал упасть, но из
последних сил нервно рванулся к столу.
Тянул руку за вазой, чтобы разбить это
тупое окно, но тело дрожало, и он
растянулся на полу. Опять мертвая
тишина… И плач… Тихо, тихо… Чтобы
самому не слышать свою боль, свою
слабость… Насколько хватило у него
сил держаться, я не знаю… Но крики его
не выходили за пределы этой комнаты…
Квадрат горечи и потери, как потом
спустя годы он назовет это место…. Бил
руками пол, свои колени. Сворачивался
на полу, хотелось убить себя… С
первыми силами разбил окно… А стекла
от ветра разлетелись не на улицу, а
остались внутри… Он взял один осколок,
дрожа, случайно порезал руку. Кровь
густая и алая текла по лакированному
полу ровно, не прерываясь, затекла под
кровать. Половину пятна впитала в себя
простыня, свисавшая углом с кровати.
Тем же стеклом он нервно царапал обои.
Что-то вроде буквы «А» осталось на них.
Неизвестно сколько времени он сидел у
стены, сколько перемещался, рвал
бумаги, простыню… Он ненавидели жизнь
и себя. Ему мучили больные мысли…
Как дико! Почему он не спросил, что с
ней тогда? Не повогорил?! Эта улочка,
эти речи- все не просто так. Она
говорила с ним о себе, она
догадывалась, что умирает. И этот
ангел… Он действительно ее забрал… Я
потерял ее! Один дневник теперь
рассказывает, как у нее так бешено
болело сердце, что вечерами сжималась
она в клубок, что не училась она, а весь
день лежала в боли. А когда ее милый
возвращался с работы, она звонила ему
и говорила, что очень любит, ей
становилось чуточку легче. Ты был
прав, Миша, она говорила после слез,
оттого ее голос не был звонкий и
мягкий… Встречи ваши были по выходным
и утром, чтобы не отрывать тебя от
твоей жизни, твоей работы. Не ходили вы
с ней никуда, потому что ей было больно
даже дышать, а говорить еще сложнее.
Она боялась думать, что она
действительно больна. Безумно страшно
врачей, белых халатов, крови…Ей было
слишком тяжело, Миша, верить в то, что с
ней что-то происходит… Всего лишь
спросить, всего лишь заботы…
Люди всегда чего-то боятся. Боятся
подарить все свое сердце, без остатка.
Боятся за себя или за близких, оттого
замирают и превращаются в марионетку
страха. А он играется, выпивает всю
душу, забирает разум. Люди боятся,
когда чего-то не знают, боятся, когда
знают все. Так и мои дети боялись…
Болезнь убила девушка за месяц. В
газетах писали, что была попытка
самоубийства в том доме, где она жила.
Кто знает, может это была и Алена. Миша
понимал, что не достаточно заботился о
самом дорогом и нежном, что было у
него. Она была девочкой, не женщиной.
Даже девушкой ее трудно было назвать в
силу своей детской доброты и
наивности. Он думал лишь о
мальчишеских делах, как бы поближе
посадить ее на лавочке к себе… Он
признавался себе, что много раз хотел
привести ее к себе домой, в свою
комнату. Ему было противно от самого
себя, от своих желаний… Она умирала, а
он думал об этом! «Где ты? И Почему так
рано ушла»- самый частый вопрос,
который задавал себе Михаил…
Розовые розы.

Прошло время, Миша стал становиться на
ноги. Снова стал работать, учиться. Но
каждое воскресенье, как умерла Алена,
он носил одну нежно-розовую одинокую
розу… Розы не сохли и не умирали, они
превращались с хрупкий лед. Ветер не
трогал этих цветов, цветов памяти
безмерной любви. Но для Миши этот
цветок- память о том, как тоже он
однажды заледенел… Снова стучала
калитка. Сегодня-воскресенье и Миша
пришел к ней… Он долго стоял и что-то
ждал у могилы своей девушки… голой
рукой протер плитку, где красивыми
буквами было написано «Алена Мисая».
Вел дрожащими синими пальцами, будто
бы заново писал их, или хотел стереть…
Было видно, как незаживший порез не
давал сжимать Мише руку. Он присел,
посмотрел в землю… Потрогал розовые и
зеленые лепестки… «Это те…что три
месяца назад…» Он глубоко глотнул,
опрокинул голову назад, но не смог…
Слезы текли из красных глаз на то, что
когда-то было розами. Миша всегда
говорил Алене, что он этого делать не
будет. Не его это- плакать. Так прошел
час, приподнявшись, он помял снег,
затекли до боли ноги. Достал перчатку
и протер ей лицо, но оно снова
воспалилось от соли на морозе. «Прости
меня, Алена… Прощай» Сам потом думал
зачем сказал это, ведь он знал, что и в
следующее воскресенье снова окажется
здесь…/r/nКотенок.

Через 3 месяца после смерти Алены
кошка Алиса родила котенка. Девочка.
Такая белая и пушистая! Когда Михаил
увидел ее, эти голубые нежные, будто
плачущие глазки, невольно потекли
слезы. И, прижав котенка, закрыв глаза,
он шептал: «Алёна… ты котёнком стала…
м… м.ммоя девочка…… Как я говорил
тогда… У парусов….»/r/nПонимание.

-Не забирай меня на небо… я ошиблась…
-Я знаю…
-Я не смогла ее вылечить, потому что у
меня одно крыло не мое… Мне подарила
его аист, когда я разбилась о скалы…
-Поэтому ты можешь нести новую жизнь…
-Когда я сказала Алене, что не могу ей
помочь, она плакала… Плакала за Мишу…
И попросила сделать ее котенком, как
он говорил… Это тяжело… Это больно!!!
Что же за ангел такой?!!! Я боялась
мира.… Миша боялся любить… Мы все
чего-то боялись, поэтому потеряли ее….
— Ты чудесный ангел… Ты одна такая: с
крылом аиста. Прими это и иди дальше.
-Смогу ли я?
-Теперь ты можешь все…