Ветхий дневник

Сотни дорог, что ведут в никуда.

Троп миллионы, где нет ни следа.
В древнем лесу в обветшалой сторожке
Лишь кем-то забытые хлебные крошки.

В домике том не живёт уж никто.
Крыша дырявая как решето.
Птицы и звери не ходят вокруг,
Лес тянет в окна тысячи рук.

Что же случилось? Какая беда?
Может не жил тут никто никогда?
Но старый дневник на столе не солжёт:
Здесь очень давно уж никто не живёт.

Под ветхой обложкой есть надпись одна:
«Ну вот наконец наступила весна!
Я счастлив тут жить, тут простор для
души!
И пусть мой домишко стоит средь глуши!

Я днём весь в заботах, чиню ветхий дом,
Чтоб вместе с Марией мы жили вдвоём!
Я жду-недождусь, вот приедет она
И я ей скажу: „Заходи в дом, жена!“

Мы будем растить здесь с Марией детей.
Средь рек и озёр и пушистых елей.
Рыбёшку ловить да грибы собирать…
Об этом могли раньше только мечтать!»…

В тетради порой не хватает листов,
Местами утеряно несколько слов…
Мария приехала, мило живут,
Но волки покоя семье не дают.

«Меня опасаются серые волки.
Лишь только завидят — обходят
сторонкой.
С коварством смотрят они на жену.
Как будто зовут, воя, как на луну.

Однажды пропала Мария моя…
Пошла по грибы и бродила три дня.
Когда возвратилась — её не узнал.
Сейчас она спит, сон-травы я ей дал..»…

Опять нет страниц, вот какая напасть.
Куда же Мария могла запропасть?
«Благо, вернулась живая она,
Вот только не ест и не пьёт уж два дня.

Ночью, бывало, уходит во тьму.
Куда и зачем я никак не пойму.
Со мною и слова не молвит, молчит.
И сердце её как-то странно стучит..»…

Слов не разобрать, очень ветхи
страницы.
О, сколько же лет этой странной вещице?
«Мария моя себя странно ведёт,
Она будто тает, лечить не даёт…

Бледнеет румянец на впалых щеках,
Глаза не блестят, только слабость в
руках.
Лишь ярко пылают алые губы
Меж них иногда видно острые зубы…

И вот месяц стал уже полной луной,
Я вижу волков уж за каждой сосной.
Я их отпугнул и направился спать,
Но нету Марии! Пустая кровать!

Я месяц сидел на крыльце, её ждал,
Диск полной луны в небе вновь засиял.
Мария пришла, но уже не родная…
Шла рядом с волками, босая, нагая…

Я рухнул на землю там, где стоял,
Не мог шевелиться, почти не дышал.
Но вдруг обратилась Мария ко мне,
Глаза заблестели, как искры в огне.

»Я их королева, царица волков!
Они моя стая, они — моя кровь.
Покончено с жизнью мирской навсегда,
В лесу проведу остальные года."

Она улыбнулась, свернули клыки.
И красным блеснули глаза-угольки.
«Пришла я тебя, милый, в стаю позвать.
Тебе предлагаю царём нашим стать.»

Я долго молчал, думал, не понимал…
Когда это бес вдруг Марию призвал?
Собрав мысли вместе, спросил у неё:
«Когда продала чёрту сердце своё?»

Она отвечала мне, тихо рыча:
«Грибы собирая у края ручья,
Вдруг шелест услышала я за спиной,
Волк крался ко мне, истекая слюной.

И тело моё словно залил свинец,
Я поняла, что пришёл мой конец.
Но через мгновенье волк заговорил,
Быть их царицею мне предложил.

Я отказалась, ведь я человек!
И им я хочу доживать весь свой век.
»Что ж, коль себя ты так упрямо ведёшь —
Значит на ужин к волкам попадёшь!

А мужика мы попозже съедим,
И хорошо, что он так нелюдим.
Кости никто никогда не найдёт,
Разве случайно туда забредёт."

Я согласилась… Ведь наша любовь
Мне светом была… Моя плоть, моя кровь
Стала меняться день ото дня.
Пока через месяц я не умерла…

Я возродилась царицей волков,
Славно живём среди хвойных лесов.
Охотимся вместе, едим мы и пьём,
Тебя я зову быть моим королём."

«О скольких, скажи, ты убила людей?
А много ли было средь них егерей?
Я не хочу убивать, ты прости.
И, Богом прошу, отпусти, отпусти.»

Исчезла улыбка с худого лица,
Смотрела она на меня, подлеца.
«Прости, но придётся тебе умереть,
Нам вместе с тобою, увы, не стареть».

Я убежал от них в дом хилый свой,
Но слышу уже под окном жуткий вой.
Пишу свой дневник, заряжая ружьё,
Но не отогнать мне всё это зверьё.."…

Закончились строки в ветхой тетради,
Я дом обошёл и нашёл у ограды
Рядом с ружьём, чуть вдали, на погосте
Чьи-то истлевшие белые кости.